Исповедь завязавшего наркомана


Исповедь завязавшего наркомана

Честно говоря, я боюсь, что ваша статья станет антирекламой. Люди прочтут, скажут: вот, 18 лет курил гашиш, кололся, фарцевал, тунеядствовал. А потом раз — и завязал. Значит, можно? Но мой случай, — это, скорее, исключение. Из моей бывшей компании, из тех, кто в 80-е годы сидел на тяжелых наркотиках, в живых осталось немного, — большинство давно уже в могилах. Уцелевшие — в лагерях, только потому и выжили. Кроме меня никто не смог полностью порвать с наркотой и стать полноценным членом общества…

Евгению Смелику 39 лет, он — социальный работник краевого наркодиспансера. В прошлом — наркоман с 18-летним стажем. Курил гашиш. Кололся опием и морфием. Уже 8 лет он не употребляет наркотики. Женат.

Золотая молодежь

Евгений родился и вырос во Владивостоке, в весьма благополучной семье. Отец, капитан дальнего плавания, зарабатывал достаточно, чтобы мама не работала, посвящая себя дому и семье. Евгений рос умным ребенком, с похвальным листом окончил начальную школу. Исходя из его интеллектуальных способностей, родители возлагали на него большие надежды прочили ему отличную карьеру в будущем.

— Примерно с 5-6 класса у меня стали портиться оценки, у меня пропал интерес к учебе. По любимому английскому в последней четверти восьмого класса я получил двойку. Может быть, отчасти в этом виновата сама школа: «англичанки» менялись у нас каждый год и каждая требовала что-то новое…

В 1978 году, когда мне было 14, я впервые попробовал гашиш. Курили мы ежедневно, от сезона до сезона. Причем едва в мае заканчивался старый сезон, как в июне начинался новый. В те годы наркомании у нас в стране официально не было, — вспоминает он. — Во Владивостоке все гашишные наркоманы знали друг друга, неважно откуда ты — с Эгершельда, с Чуркина или Второй Речки… Причем все мы были, что называется, представители «золотой молодежи». Когда говорят, что наркомания пришла с зоны, это неправда. Уголовники знали, что такое конопля, что ее можно курить, но предпочитали водку. О гашишной наркомании они не знали. В 1984 году я попал в следственный изолятор по неосторожности. Когда у меня спросили, по какой статье меня заперли, я сказал: «По 204-ой». Мужики меня просто не поняли, они такой статьи просто не знали. Меня переспрашивали: «Это какая-то воинская статья?» Тут нашелся один знающий человек, из угла говорит: «Это наркотическая статья»…

Маргиналы


Массовый характер, по словам Евгения, наркомания во Владивостоке стала приобретать в 80-ые годы. Это стало модно. Если ты не курил гашиш или не ел таблетки, на тебя смотрели, как на отсталого.

— К этому времени я уже кололся опием, по сезону. Сезон длился 1,5-2 месяца. Мы сами собирали с мака молочко. Сначала на юге края, затем по мере созревания, перебирались на север… Тогда люди были без понятия, не знали, зачем нам мак. Приходишь к деревенской бабушке, говоришь: бабуля, у меня желудок болит, можно я пару головок сорву. Кто же откажет?
Хотя конечно, приходилось и по ночам на огороды забираться. Сколько мы тогда повытаптывали?.. В межсезонье мы употребляли «стекло» — в основном морфий в ампулах. Купить его было очень сложно, при номинальной стоимости в 14-19 копеек, реально у друзей мы покупали за 5-7 рублей… Когда не было возможности купить морфий, перебивались коноплей…
К тому времени я водил уже другую компанию, это были не дети благополучных родителей, а, в основном, уголовники, маргиналы. И понятия внутри компании были соответствующие.

Уже тогда я стал понимать, что с наркоманией надо рвать, но не мог. Отношение с моими близкими ухудшались, их надежды на мою блестящее будущее не оправдались. Я поступил в ДВВИМУ, но не окончил его. Сходил мотористом в один рейс и понял, что море — не для меня…

При этом в финансовом плане я не бедствовал. Деньги тогда доставались легко. Зарабатывали на чеках Внешторгбанка. Скупали их по десять рублей, затем покупали в «Альбатросе» джинсы за восемь «золотых» рублей, выйдя из магазина тут же отдавали их за 120 «деревянных»… Потом научились сами шить поддельный «Wrangler» из вьетнамской мануфактуры. Правда, делали качественно, не хуже настоящих. По субботам продавали их на «балке» на станции Геологической под Артемом. С десятка пар имели чистого навара, минимум, 2000 рублей… Когда во Владивосток стали возить машины из Японии, стали зарабатывать на их перепродаже… Время от времени меня донимала милиция, грозила привлечь по 209-ой «тунеядской» статье. Чтобы отвязались, устраивался ненадолго матросом на буксир, работал в режиме сутки через трое…

Потом настал момент, когда близкие окончательно отвернулись от меня. Последним, кто еще протягивал руку мне, был мой брат. Но однажды, когда я вернулся домой в час ночи, и он отказался открыть мне дверь.

Благо у меня была гостинка, мне было куда пойти. Я пришел туда, сел и задумался: кто я? что я? Числюсь в розыске, нормальной работы нет, семья меня знать не хочет…

Мне Бог помог

— Я не верю в то, что наркоманию можно излечить. Отказ от наркотиков происходит по не зависящим от медицины причинам. Просто так человек не отказывается от наркотиков, от кайфа. Зачем? В жизни все хорошо: есть близкие, которые о тебе заботятся, есть белая простынь, тарелка супа. И еще плюс кайф. Зачем что-либо менять? А вот когда исчезает и простынь, и тарелка супа, когда близкие от тебя отказываются, когда начинаются проблемы в социуме, и, не приведи Господь, впереди маячат статьи Уголовного Кодекса, тучи над головой сгущаются. Человек подходит к краю пропасти и заглядывает туда. Наступает решающий момент, и, если человек не сохранный, — ему не повезло, он бросается туда и заканчивает жизнь быстро либо через наркотики, либо через сопутствующие заболевания… Но есть другой вариант: человек подходит к краю и это становится для него отправной точкой. Человек барахтался-барахтался в ведре с водой, его старались поддержать родные и близкие, оказывая ему медвежью услугу, не давали утонуть, пытались поддержать, исправляли его ошибки… Но вот когда близкие отворачиваются человек вдруг понимает что все, дальше — конец. И кому-то в этот момент удается переломить себя…

Моя соседка, сердобольная женщина, как-то подсунула мне газету, где была статья анонимного алкоголика. Я почитал, пришел в диспансер на Станюковича, где они собирались. Это был уже 1996 год. Прихожу, вижу: собрались человек 15, рассказывают друг другу о своих проблемах, сами себя называют алкоголиками…. А я закрытый весь, общался больше с уголовниками, впитал их мораль: человек человеку волк. Я просто приходил туда, сидел и молчал, ни с кем не разговаривал. Только через полгода они узнали, что я наркоман… Они много говорили о Боге, но меня не надо было убеждать в том, что Бог есть, я и так это знал… В общем это было не совсем то, что мне нужно.

Знакомые привели меня в наркологический диспансер на улице Гоголя к доктору Самовичу. Я рассказал доктору о себе, сказал, что уже полгода не употребляю наркотики.
Самович мне говорит: «Неупотребление — это еще не есть выздоровление. Оставайся на полный курс…» Я подумал и остался. Пробыл там три месяца.

Мне помогла вера в Бога. Я не призываю ломиться всех в церковь, пути Господни неисповедимы. Это был мой путь…

После диспансера я пришел к своему дяде, у которого была своя строительная фирма. Говорю: «Возьми меня на стройку, дай мне лом, лопату…» Он отнесся к этому скептически, но все-таки взял меня на работу с испытательным сроком.

Социальный работник


— Я работал на стройке и при этом периодически приходил в диспансер, показывался Самовичу. Однажды Владимир Викторович предложил мне работать у них специалистом по социальной работе. Я говорю: «А сколько платить будете?» — «200 рублей…» — «Я на стройке 10 тысяч стабильно получаю». «То чем ты там занимаешься, сможет любой. А здесь работать дано не каждому»…

Так я тут и работаю, восьмой год уже. На жизнь я зарабатываю в другом месте, а здесь — не из-за денег. Когда к Самовичу приходит новый пациент, доктор консультирует его с точки зрения науки, а я — как человек, прошедший через это…

Пугать наркоманов бесполезно. Я сам много раз был свидетелем передозировок. В таких ситуациях приятели просто выносили тело на лестничную клетку и, в лучшем случае, вызывали скорую помощь. И шли «торчать» дальше. Никого такая картина не остановила.
Многие наркоманы ВИЧ-инфицированы, однако никто из них из-за этого не перестал употреблять «дурь»…

Честно говоря, я боюсь, что ваша статья станет антирекламой. Люди прочтут, скажут: вот, 18 лет курил гашиш, кололся, фарцевал, тунеядствовал. А потом раз — и завязал. Значит, можно? Но мой случай, — это, скорее, исключение. Из моей бывшей компании, из тех, кто в 80-е годы сидел на тяжелых наркотиках, в живых осталось немного, — большинство давно уже в могилах. Уцелевшие — в лагерях, только потому и выжили. Кроме меня никто не смог полностью порвать с наркотой и стать полноценным членом общества…

От наркомании и алкоголизма не вылечиваются. Можно перестать употреблять наркотики или спиртное, но полностью вылечиться нельзя. Все оставшуюся жизнь человеку придется бороться с болезнью…